Спас ты меня, Дорофеич!

В День учителя обычно все вспоминают о школьных учителях, но есть ведь еще и просто учителя жизни. И я хочу рассказать об одном из них.

В середине 80-х я решил перевестить из Ульяновска, из областной газеты, решил вернуться на родину, в Брянск и в итоге попал в отдел писем «Брянского рабочего». В ту пору у газеты был тираж 135 тысяч, сегодня это просто невозможно представить. В то время люди еще писали письма, и на волнующие темы мы получали пачки писем. Плюс два раза в неделю отдел писем проводил прием читателей, на который редко приходило менее двадцати человек. В общем, много было занятного.

Ну, и понятно я ходил, ездил по этим обращениям, конфликтам, письмам, порой самым неожиданным, и писал заметки в газету. Мой начальник отдела, участник войны Василий Дорофеевич Сафонов — человек по натуре доброжелательный, осторожный, домовитый, по возрасту он тогда уже был близок к пенсии, сам писать особо не любил, зато с интересом возился с письмами, звонил по инстанциям. Он многие годы проработал в областной газете, когда-то еще в молодости руководил газетой «Бежицкий рабочий», со многими брянскими чиновниками по роду своей беспокойной деятельности был хорошо знаком. Для себя лично, в отличие от некоторых других сотрудников «БР» ничего не просил. И голос, его мнение были весомыми.

Именно Дорофеич мне первым поведал о некоторых особенностях партизанского движения на Брянщине в то время, когда об этом рассказывали только под барабанный бой. Его отец был председателем сельсовета в Климовском районе. Только из их большой деревни в августе 41-го было призвано в армию больше ста мужиков. Те пешком пошли к месту призыва, в Стародуб. Но их обогнали немецкие танки, так что все они вернулись обратно. И осели по домам. А в партизанский отряд осенью 41 года из этой деревни ушли только два человека, два коммуниста — отец Сафонова и председатель колхоза. Да и потом в этот отряд брали по выбору, пацанов не брали, его взяли только, как сына Сафонова, а остальных прогоняли.

Когда началась рельсовая война, немцы придумали следующее. На железной дороге с расстоянием в сто метров они ставили подростков с палками, как сторожей. Если взрыв происходил на конкретном участке, то расстреливали всю семью подростка — заложника, который теперь считался полицаем. После освобождения района от немцев всех этих пацанов — три десятка — забрали из деревни в штрафбат, отправили воевать, сообщив, что оружие они должны будут добыть в бою. И никто из них не вернулся домой, все сгинули.

Сафонов — был замечательный рассказчик, и этих историй было у него много. Но я хотел бы особо отметить одну его редкую черту для журналистского сообщества, по крайней мере, для того, где я бытовал. Он всегда был готов прийти на помощь в ситуациях, когда наоборот от тебя все сторонились.

Особенность работы отдела писем: мы работали по конфликтам, а это всегда обиженные люди, иногда даже заранее и не угадаешь — кто. Обычное дело, когда они, обиженные после публикации тут же бежали в газету, кричали, стращали и др. Так вот Дорофеич своих никогда не сдавал.

Была у меня история, когда я написал фельетон по Продторгу, по жалобе. Опубликовал. Все шло к тому, что директора должны были снять с работы. Но тут заявительницы отказались от своих слов, диктофонов тогда не было, мои записи в блокноте бесед они не подписали. В общем, наехали на меня по полной. Директор райторга сбегал к нашему редактору, а у меня в кабинетике орал как резаный, грозил, что меня самого выгонит с работы. И так громко орал, что на крики зашел Дорофеич, который и этого деятеля знал неплохо.

Оказывается, и редактор ему уже позвонил, спрашивал, как с Фаевым за допущенные ошибки поступим.
Сафонов зазвал директора к себе, проговорили они полчаса. Вышел оттуда мой герой присмиревший и молча мимо меня прошел. Понятно, я у Дорофеича стал выяснять, как же тот его успокоил. И Сафонов сообщил, что, во-первых, он популярно нашему герою пояснил, что Фаева не сдаст, что лучше б тот раньше сам поумнее вел свои дела в райторге, не допускал жалоб. Что, если будет нужно, Сафонов лично пойдет в райторг с Народным контролем, неделю просидит и, будь уверен, накопает фактов похуже сообщенных в газете. И т.д.
Да и вообще посоветовал написать директору заявление и уходить по собственному.

Поверьте, на такие поступки в газетном мире способны немногие! Крепко я Дорофеича зауважал! Ну, а у той истории был поразительный финал. Потому что спустя полгода наш герой пришел к Дорофеичу с бутылкой армянского коньяка, с благодарностью за тот жестокий совет Дорофеича.

Дело в том, что, поразмыслив, этот директор действительно ушел с работы по собственному, нашел себе тут же другое неплохое местечко. А в райпродторг вскоре нагрянул ОБХСС, прошерстил всю контору и несколько начальников в итоге посадили.
— Спас ты меня, Дорофеич, просто спас, — со слезой во взоре сказал герой моего фельетона.
Юрий ФАЕВ